Живой журнал для заметок на память

Сегодня. Удивительно, как долго я шел к ее стихам. Как медленно они открывались. Как глубоко можно в них погрузиться. Сначала привлекает легкость и яркость ранних стихов, ее свобода и умение самыми простыми, "обыкновенными" словами (в отличие от большинства современников, старавшихся перещеголять друг друга новыми словами и ритмами) передать ни с чем не сравнимую остроту чувств. Но потом - постепенно - понимаешь, что весь уникальный опыт ее жизни, христианской жизни на протяжении самых трагических событий нашей истории ХХ века, этот опыт мощно, полифонически звучит в ее поздних стихах. Про нее уже невозможно сказать "поэтесса", только Поэт.

* * *

Показать бы тебе, насмешнице

И любимице всех друзей,

Царскосельской веселой грешнице,

Что случилось с жизнью твоей.

Как трехсотая, с передачею,

Под Крестами будешь стоять

И своей слезою горячею

Новогодний лед прожигать.

Там тюремный тополь качается,

И ни звука. А сколько там

Неповинных жизней кончается...

1938

            * * *

В заветных ладанках не носим на груди,

О ней стихи навзрыд не сочиняем,

Наш горький сон она не бередит,

Не кажется обетованным раем.

Не делаем ее в душе своей

Предметом купли и продажи,

Хворая, бедствуя, немотствуя на ней,

О ней не вспоминаем даже.

      Да, для нас это грязь на калошах,

      Да, для нас это хруст на зубах.

      И мы мелем, и месим, и крошим

      Тот ни в чем не замешанный прах.

Но ложимся в нее и становимся ею,

Оттого и зовем так свободно - своею.

1961 Ленинград

Подвал памяти

 

О, погреб памяти.

Хлебников

Но сущий вздор, что я живу грустя

И что меня воспоминанье точит.

Не часто я у памяти в гостях,

Да и она всегда меня морочит.

Когда спускаюсь с фонарем в подвал,

Мне кажется - опять глухой обвал

За мной по узкой лестнице грохочет.

Чадит фонарь, вернуться не могу,

А знаю, что иду туда к врагу.

И я прошу как милости... Но там

Темно и тихо. Мой окончен праздник!

Уж тридцать лет, как проводили дам,

От старости скончался тот проказник...

Я опоздала. Экая беда!

Нельзя мне показаться никуда.

Но я касаюсь живописи стен

И у камина греюсь. Что за чудо!

Сквозь эту плесень, этот чад и тлен

Сверкнули два живые изумруда.

И кот мяукнул. Ну, идем домой!

 

Но где мой дом и где рассудок мой?

18 января 1940

* * *

Один идет прямым путем,

Другой идет по кругу

И ждет возврата в отчий дом,

Ждет прежнюю подругу.

А я иду - за мной беда,

Не прямо и не косо,

А в никуда и в никогда,

Как поезда с откоса.

1940