В одной их дневниковых записей пастырь анализирует причины охлаждения веры среди христиан одного из японских городов:
"Фурукава - торговый город - самый большой по дороге из Седая до Мориока; домов в нем 926, крещеных здесь 63 человека, но приходит на молитву не больше 12-13 чел. Прочие охладели (за исключением не принадлежащих к Фурукава, хотя и крещенных здесь; таких, кажется 9 человек). Причины охлаждения следующие: 1., При прежних здесь катихизаторах: Нумабе, Додо, Ямамура некоторые крещены недостаточно знавшие учение. 2., Между христианами был большой позор (блуд, доведший до суда), давший язычникам повод хулить их, и им самим смутиться; иные из них и кроме того дурного поведения. 3., Развращенность нравов города и вместе сильная привязанность жителей к идолам, - вследствие чего на христианство здесь постоянно гонение - не прекращающееся и поныне; а если бы христиане здешние не были хозяевами домов, то им и жить было бы невозможно, ибо язычники с ними и дело не хотят иметь".
А 22 мая 1881 года святитель делает в "Дневнике обобщающую запись:
"Вообще - церковь вяла, - что совершенно определяется характером здешнего катихизатора".
Но даже эти скорби не могли поколебать искреннюю любовь и нежность святителя к жителям Японии.
"Уста мои отверсты к вам, японцы, уже несколько десятков лет, сердце мое расширено, вам не тесно в нем".
Когда к святителю приходили с жалобами на нехватку катехизаторов и священников, он указывал им "дорогу самую древнюю и первоначальную в христианстве. Как поступали Апостолы? Расставляли ли они по всем Церквам катехизаторов? Нет. Они в местных Церквах выбирали людей для служения Церкви, им поручали дело церковное. Следуйте этому примеру".
Наряду с трудами Преосвященного по проповеданию Слова Божия и благоустроению Японской Церкви было еще одно дело, которое пастырь продолжал в течении всей своей жизни в Японии. Это был перевод Священного Писания и богослужебных книг на японский язык.
Первоначально перевод Нового Завета делался с китайского на японский, но позднее, учитывая неточность ранее сделанного китайского варианта перевода, святитель перешел к непосредственному преводу Евангелия с русского и славянского языка на японский. Эти труды святитель не оставлял до самой своей кончины. Так 31 мая 1903 года он пишет в своем "Дневнике":
"Положил с этого времени перевод Богослужения делать полный с показанием всего Устава: где на восемь, там так и писать на восемь, где дважды или трижды стихиру повторить, так и упоминать это, словом, все как есть в славянском подлиннике. До сих пор не было этого, так как имелось в виду лишь настоящее время, настоящая немощь исполнять все по Уставу. Но с Праздничной Минеи пора оставить это, а располагать на будущее; в будущем же виднеются и монастыри, где захотят исполнять весь Устав; а где же они возьмут сведения о нем, если не найдут их в переводной книге?...".
Для понимания причин успеха проповеди святителя важно отметить, что "Владыка старался сделать церковь родным домом для японцев. Он, как и все прихожане, никогда не входил в церковь в обуви, благословил во время проповеди сидеть по-японски на полу, призывал не копировать русское церковное пение: "Должно начаться здесь чисто японское церковное пение, как оно началось в России, принявшей сначала греческое".
Здесь святителю удалось счастливо избежать излишней японизации церкви, как это делали католики, придавая даже святым на иконах японские черты, и наднационального обезличивания христианства, которое было свойственно проповеди протестантов.
Сам святитель связывал успех православной проповеди в Японии прежде всего с тем, что японцы получили христианство в его чистой, неискаженной (как у католиков и протестантов) форме, а также с независимостью японского православия от политической ситуации в России. Последнее особо зримо проявилось в ходе русско-японской войны, которая стала временем тяжких испытаний для Преосвященного Николая и его паствы.
Уже с начала 1900 года правая японская пресса открыто стала называть православных японцев изменниками и предателями, требуя изгнать или даже казнить Преосвященного Николая. С первых дней начала вооруженного конфликта между Россией и Японией, во многих газетах православные общины стали объявляться центрами шпионажа, где молятся о поражении Японии. В этих статьях утверждалось, что православная церковь находится под конторолем правительства России, т. к. главой ее является российский император.
22 января 1904 года святитель записывает в "Дневнике": "Опасность для меня и Миссии от дурных людей увеличивается; сегодня из полиции сообщили: "Три полицейских ночью неусыпно будут охранять Миссию; но в случае нападения толпы заговорщиков их будет мало для защиты Миссии; в то же время они и отлучиться не могут, чтобы призвать на помощь; поэтому пусть, в случае нападения, люди Миссии немедленно побегут в три ближайших полицейских дома позвать других полицейских".
Российское посольство в Токио было закрыто и все русские покинули страну. Но святитель, рискуя своей жизнью, принимает решение не бросать свою паству.
На соборе японской церкви 1904 года он выступает со словами:" ...Гнилое судно гибнет и от легкого ветра, изъеденное внутри червями дерево падает. А для нашей церкви если и нет ныне урагана, то, как сами знаете, есть немало неприязненных мнений со стороны всех, не понимающих ее чистого служения Божией истине".
"Кроме земного отечества у нас есть еще Отечество Небесное. к Нему принадлежат люди без различия народностей, потому что все люди одинаково дети Отца Небесного и братья между собой. Это Отечество наше есть Церковь, которой мы одинаково члены и по которой дети Отца Небесного действительно составляют одну семью. Поэтому-то я не разлучаюсь с вами".
На этом же соборе Преосвященный разъяснил своей пастве, каково должно быть ее духовное отношение к происходящим событиям. Эти мысли Просвященного ясно изложены в его "Окружном письме к христианам для успокоения Церкви, встревоженной объявлением войны Японии с Россией":
"Исполните все, что требует от вас в этих обстоятельствах долг верноподанных. Молитесь Богу, чтоб Он даровал победы вашему императорскому войску, благодарите Бога за дарованные победы, жертвуйте на военные нужды; кому придется идти в сражения не щадя своей жизни, сражайтесь, не из ненависти к врагу, а из любви к вашим соотчичам, помня слова Спасителя: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13). Словом, делайте все, что требует от вас любовь к отечеству. Любовь к отечеству есть святое чувство".
Затем Преосвященный объявил:
"Сегодня я по обычаю служу в Соборе, отныне и впредь уже не буду принимать участие в общественных богослужениях нашей Церкви... доселе я молился за процветание и мир Японской империи. Ныне же... я как русский подданный не могу молиться за победу Японии над моим собственным Отечеством. Я также имею обязательства к своей Родине, и именно поэтому буду счастлив видеть, что вы исполняете долг в отношении к своей стране".
В эти дни только дневнику пастырь посвящает свои скорбные мысли:
"Пала грусть тоска глубокая
на кручинную головушку;
Мучит душу мука смертная
вон из тела душа просится.
Это по поводу того, что русский флот японцы колотят и Россию все клянут - ругают, поносят и всякие беды ей предвещают. Однако же так долго идти не может для меня. Надо найти такую точку зрения, ставши на которую можно восстановить равновесие духа и спокойно делать свое дело. Что в самом деле я терзаюсь, коли ровно ни на волос ни могу этим помочь никому ни в чем, а своему делу могу повредить, отняв у него бодрость духа. Я здесь не служитель России, а служитель Христа. Все и должны видеть во мне последнего. А служителю Христа подобает быть всегда радостным, бодрым, спокойным, потому что дело Христа - не как дело России - прямо, честно, крепко, истинно, не к поношению, а к доброму концу приведет, - сам Христос ведь невидимо заведует им и направляет его. Так и я должен смотреть на себя и не допускать себе уныния и расслабления духа.
А ты, мое бедное Отечество, знать заслуживаешь того, что тебя бьют и поносят. Зачем же тобою так дурно управляют? Зачем у тебя такие плохие начальники по всем частям? Зачем у тебя мало честности и благочестия? Зачем ты не привлекаешь на себя любовь и защиту Божию, а возбуждаешь ярость гнева Божия? Да вразумит тебя, по крайней мере бедствие нынешнего поражения и посрамления. Да будет это исправляющим жезлом в руках Отца небесного".
29 мая 1905 года. "Не переставая приходится распивать горькую чашу. И как глотнешь, так невыносимо горько всегда, как вот теперь воспринимать мысль о позорнейшем для Отечества мире. Мало-помалу, обыкновенно, вкус горечи смягчается. Но затем новый глоток. И так полтора года. Не удивительно, что чувствуешь себя иногда крайне усталым и изможденным".
Journal information